— Хватило бы и мешка. Принцу Дорану нужна голова, а в чем он ее получит, ему наплевать.

Во дворе колокольный звон стал еще громче. Сколько шума из-за какого-то верховного септона — долго ли еще нам это терпеть? Это, конечно, приятнее для слуха, чем вопли Горы, но все же…

Квиберн как будто прочел ее мысли.

— На закате колокола умолкнут, ваше величество.

— Рада слышать — но откуда вы это знаете?

— Моя служба как раз и заключается в том, чтобы знать.

Она кивнула. Варис нас всех заставил поверить в свою незаменимость. Какие же мы были глупцы. Как только королева известила о том, что место евнуха займет Квиберн, прежние шептуны не замедлили представиться новому начальнику, чтобы впредь продавать свои услуги ему. Все дело было в серебре, а вовсе не в самом Пауке. Квиберн будет служить короне ничуть не хуже. Она заранее предвкушала гримасу, которую скроит Пицель, когда Квиберн сядет на свое место.

Во время заседаний у дверей зала совета всегда стоял один из рыцарей Королевской Гвардии — на сей раз сир Борос Блаунт.

— Что-то вы нынче бледны, сир Борос, — любезно заметила ему королева. — Съели что-нибудь нехорошее? — Джейме велел ему пробовать блюда, приготовленные для короля. Борос терпеть не мог напоминаний об этом своем позоре, и его обвисшие щеки тряслись, когда он отворял двери перед королевой.

Советники примолкли, увидев ее. Лорд Джайлс раскашлялся и разбудил Пицеля, прочие поднялись и забормотали приветствия. Серсея лишь едва улыбнулась в ответ.

— Я знаю, милорды, вы простите мне мое опоздание.

— Мы здесь, чтобы служить вашему величеству, — сказал сир Харис Свифт, — и с радостным нетерпением ожидать, когда вы нас осчастливите.

— Лорда Квиберна вы все, полагаю, знаете.

Великий мейстер Пицель не обманул ее ожиданий.

— Лорда Квиберна? — вскричал он, побагровев. — Ваше величество, это… мейстер приносит обет не владеть землями и не носить титула…

— Но ваша Цитадель лишила его мейстерской цепи, — напомнила ему Серсея. — А раз он не мейстер, то и ваши обеты соблюдать не обязан. Евнуха мы, если помните, тоже именовали лордом.

— Этот человек непригоден… — не унимался Пицель.

— Не говорите мне о пригодности после того, как опозорились с телом моего лорда-отца.

— Но не думает же ваше величество… — Пицель, словно заслоняясь от удара, поднял дрожащую руку. — Молчаливые Сестры удалили у лорда Тайвина внутренности, выпустили всю кровь… мы приняли все меры предосторожности… поместили внутрь соли и ароматные травы…

— Избавьте меня от этих гадких подробностей. Ваши меры предосторожности я почувствовала собственным носом. Целительское искусство лорда Квиберна спасло жизнь моему брату, и я не сомневаюсь, что королю он послужит лучше вашего сладкоречивого евнуха. Вы знакомы с другими советниками, милорд?

— Я был бы плохим осведомителем, если б не знал их, ваше величество. — Квиберн сел между Ортоном Мерривезером и Джайлсом Росби. Мой малый совет… Серсея выкорчевала из него все розовые стебли и всех, кто имел отношение к ее дяде и братьям. Их заменили люди, обязанные чем-то исключительно ей. Она даже назвала их по-новому, как принято в Вольных Городах: никаких «мастеров» у нее при дворе больше не будет. Ортон Мерривезер — верховный судья, Джайлс Росби — лорд-казначей, Аурин Уотерс, молодой бастард из Дрифтмарка — адмирал.

А новый десница — сир Харис Свифт.

Круглый, лысый, подобострастный, с потешным белым пушком там, где полагается быть подбородку. На желтом дублете лазурными бусинами вышит петух, герб его дома, мантия голубого бархата украшена сотней золотых рук. Он в восторге от своего назначения, не понимая по недостатку ума, что он, в сущности, заложник, а не десница. Дочь его замужем за сиром Киваном, а дядя обожает свою супругу, хотя грудь у нее плоская, ноги цыплячьи, а подбородок отсутствует, как и у батюшки. Пока сир Харис в руках у Серсеи, Киван Ланнистер крепко подумает, прежде чем ей перечить. Тесть, конечно, не самый лучший заложник, но лучше уж хлипкий щит, чем совсем никакого.

— Будем ли мы иметь честь видеть среди нас короля? — спросил Ортон Мерривезер.

— Мой сын играет со своей маленькой королевой. Пока что все его королевские деяния состоят в прикладывании большой печати к пергаментам. Он слишком юн, чтобы ведать государственными делами.

— А наш доблестный лорд-командующий?

— Он у своего оружейника, который хочет снабдить его новой рукой. Я знаю, как неприятно всем смотреть на его увечье. Притом здесь ему, полагаю, было бы не менее скучно, чем Томмену. — Аурин Уотерс усмехнулся, услышав это. Вот и хорошо. Чем больше они смеются, тем меньше их следует опасаться. — Есть ли у нас вино?

— Да, ваше величество. — Ортон Мерривезер некрасив — нос у него большой и бугристый, ярко-рыжие волосы вечно взлохмачены, — но ведет себя с отменной учтивостью. — Дорнийское красное, борское золотое и сладкая хайгарденская наливка.

— Пожалуй, борское. Дорнийские вина вызывают оскомину, как и сами дорнийцы. — Мерривезер тут же наполнил ее чашу. — С них, думаю, и начнем.

У великого мейстера все еще дрожали губы, но он пересилил себя.

— Как вам будет угодно. Принц Доран взял своих непокорных побочных племянниц под стражу, но в Солнечном Копье все еще неспокойно. Принц пишет, что не может обеспечить спокойствия, пока не добьется обещанного нами правосудия.

— Само собой разумеется. — Что за надоедливое создание этот принц. — Ему пришлось долго ждать, но теперь ожидание подходит к концу. Я посылаю к нему Бейлона Сванна с головой Григора Клигана. — У сира Бейлона будет и другое задание, но об этом она умолчит.

— О-о. — Сир Харис поворошил свою нелепую бороденку. — Так он умер, сир Григор?

— Видимо, да, милорд, — ввернул Аурин Уотерс. — Я слышал, что отделение головы от туловища бывает смертельно.

Серсея наградила его улыбкой: она любила меткое словцо, если оно метило не в нее.

— Сир Григор умер от ран, согласно предсказанию великого мейстера.

Пицель с громким «гм-м» покосился на Квиберна.

— Копье было отравлено. Ни один человек на свете не сумел бы его спасти.

— Да, вы так и сказали в самом начале, я помню. О чем вы говорили, когда я вошла, сир Харис?

— О воробьях, ваше величество. По словам септона Рейнарда, их в городе около двух тысяч, и с каждым днем прибавляются новые. Их главари проповедуют о роке и поклонении демонам.

Серсея, пригубив вино, нашла его превосходным.

— Что ж, это можно понять. Как иначе назвать красного бога, которому поклоняется Станнис, если не демоном? Истинно верующие должны воспротивиться подобному злу. — Это ей подсказал Квиберн, умная голова. — Наш покойный верховный септон, боюсь, был чересчур снисходителен. Преклонный возраст лишал его сил и зоркости.

— Да, он был дряхлым старцем, ваше величество, — Квиберн улыбнулся Пицелю, — и его кончина не должна удивлять нас. Это великое благо — умереть мирно, во сне, на склоне своих долгих лет.

— Это так, — согласилась Серсея, — но его преемник, надо надеяться, будет более деятельным. Мои друзья с другого холма говорят, что хотели бы видеть своим новым главой Торберта или Рейнарда.

— У меня тоже есть друзья среди Праведных, — откашлявшись, сказал Пицель, — и они за септона Оллидора.

— Люцеона тоже не следует сбрасывать со счетов, — сказал Квиберн. — Прошлой ночью он угощал тридцать Праведных молочным поросенком и борским золотым, а днем он раздает хлеб беднякам.

Аурин Уотерс от этого разговора о септонах скучал не меньше Серсеи. Вблизи его волосы казались скорее серебряными, чем золотыми. У принца Рейегара глаза были лиловые, а у него зеленовато-серые, однако сходство… Не ради ли нее Уотерс сбрил свою бороду? Она на десять лет его старше и все же желанна ему — Серсея видела это по его взгляду. Мужчины смотрели так на нее с тех пор, как у нее только-только проклюнулись груди. Они говорили, что причиной тому ее красота, но Джейме был тоже красив, а на него они так не смотрели. Маленькой девочкой она иногда шутки ради рядилась в одежду брата и всегда поражалась перемене в поведении мужчин, принимавших ее за Джейме. Даже сам лорд Тайвин…