— Боялся чего?

— Он не говорил, но старина Дик чует, когда страхом пахнет. Он ходил сюда чуть не каждую ночь, ставил морячкам выпивку, шутковал, песни пел. А как заявились ребята с охотничком на груди, ваш дурак побелел весь и ни гугу. — Дик подвинул свой табурет поближе. — Солдаты Тарли следят в оба за каждой лоханкой в порту. Кому нужен олень, тот идет в лес, кому нужен корабль — в гавань. Ваш дурак не смел туда сунуться, ну я и предложил свою помощь.

— Какую помощь?

— Такая помощь стоит побольше серебряного олешки.

— Скажи, и получишь еще одного.

— Поглядеть надо. — Бриенна достала еще монету. Он закрутил и эту, улыбнулся, смахнул в карман. — Раз не можешь сесть на корабль, надо, чтоб корабль пришел к тебе сам. Я ему и сказал: знаю, мол, такое место, где это может случиться. Тайное место.

Бриенну проняло холодом.

— Приют контрабандистов. Ты послал дурака к ним.

— Вместе с двумя его милашками, — хихикнул Дик. — Вот только в то место, куда я его послал, корабли давненько уже не захаживали. Лет этак с тридцать. — Он почесал нос и спросил: — А вам он на что, дурак-то?

— Эти две девочки — мои сестры.

— Да ну? Вот бедняжки. У меня тоже сестричка была. Худышка такая, коленки торчком. А как отросли у нее титьки, тут рыцарский сын и сорвал ее цветик. Теперь она в Королевской Гавани, зарабатывает лежмя.

— Куда ты послал их?

— Чего не помню, того не помню.

— Куда? — Еще один олень лег на бочку, но Дик подвинул его обратно к ней.

— Оленю не сыскать… вот разве дракон отыщет.

Как знать, добьется ли правды золото. Сталь вернее. Бриенна взялась было за кинжал, но потом все-таки нащупала в кошельке золотой и выложила на бочку.

— Так куда же?

Оборванец попробовал монету на зуб.

— Ишь, сладкий. Помнится мне, будто на Раздвоенный Коготь. Это к северу отсюда. Дикое место, одни холмы да болота, но я там родился и вырос. Дик Крэб меня звать, хотя все кличут Диком-Пройдохой.

Бриенна не стала представляться в ответ.

— Где именно на Раздвоенном Когте?

— В Тараторки. Вы ведь слыхали про Кларенса Крэба?

— Нет.

— Ну как же, — удивился Дик. — Сир Кларенс Крэб, предок мой. Он был восьми футов росту и такой сильный, что вырывал сосны с корнем одной рукой и метал на полмили. Ни один конь не мог его выдержать, поэтому он ездил на зубре.

— При чем он к твоей тайной бухте?

— Жена его была лесной ведьмой. Как сир Кларенс, бывало, убьет кого, так несет его голову домой, а ведьма поцелует ее в губы и оживит. Там у них и лорды были, и колдуны, и знаменитые рыцари, и пираты. Даже один король синедольский. И все они давали Крэбу советы. Лишенные тел, громко говорить они не могли, зато никогда и не умолкали. Чем еще головам заниматься, как не болтать? Вот замок Крэба и прозвали Тараторками. Да и посейчас так зовут, хотя он вот уж тысячу лет как разрушен. Уединенное место. — Дик сжал кулак и отправил дракона погулять по костяшкам. — Тоскливо ему одному-то. Вот кабы десять…

— Десять драконов — это целое состояние. Хочешь и меня обдурить?

— Ни в коем разе. А вот проводить к дураку могу. — Дракон проплясал обратно. — В самые Тараторки, миледи.

Бриенне не нравились его игры с монетой, однако…

— Шесть драконов, если найдем мою сестру, два — если одного дурака. А не найдем никого, так ни с чем и останешься.

— Будь по-вашему. Шесть так шесть.

Слишком уж быстро он согласился. Бриенна сжала ему запястье, не дав прикарманить дракона.

— Смотри же. Если считаешь меня легкой добычей, то зря.

Крэб потер руку.

— Тьфу ты пропасть. Больно.

— Извини. Моей сестре тринадцать лет. Я должна найти ее, пока…

— Пока какой-нибудь рыцарь до нее не добрался. Как не понять. Считайте, что она спасена. Дик-Пройдоха теперь ваш с потрохами. Встретимся у восточных ворот, как светать станет. Мне еще лошаденку себе надо достать.

Сэмвел

Море сделало Сэмвела Тарли зеленым.

Дело было не только в том, что он боялся пойти ко дну, хотя он, конечно, боялся, но и в качке.

— Живот — мое слабое место, — признался он Дареону в день их отплытия из Восточного Дозора.

— Оно и видно, Смертоносный, вон ты как его раскормил, — ответил певец, хлопнув его по спине.

Сэм старался держаться храбро, хотя бы ради Лилли, которая еще ни разу не видела моря. После бегства из Замка Крастера им встречались озера, и она даже им дивилась. Когда же «Черный дрозд» отчалил от пристани, она начала дрожать, и по щекам у нее потекли слезы. «Боги милосердные», — без конца шептала она. Первым скрылся из глаз Восточный Дозор, а там и Стена стала уменьшаться и наконец пропала совсем. Поднялся ветер. Серые паруса цветом напоминали вылинявший от частых стирок черный плащ, а Лилли побелела от страха. «Это хороший корабль, — втолковывал ей Сэм. — Не надо бояться». Но она прижала к груди ребенка и поскорее спустилась вниз.

Сэм, вцепившись в планшир, стал следить за взмахами весел — они так слаженно и красиво двигались, притом лучше было смотреть на них, чем на воду. Если смотреть на воду, сразу вспоминается, как легко утонуть в море. Лорд-отец Сэма как-то бросил его, маленького, в пруд, чтобы научить плавать. Вода мигом набралась в рот, в нос и в легкие — мальчик кашлял и задыхался еще много часов после того, как сир Хиль его вытащил. После этого он никогда не заходил в воду выше пояса.

Тюлений залив много глубже и далеко не так спокоен, как рыбный садок отцовского замка. Его серо-зеленые воды так и кипели, а берег, вдоль которого шел корабль, пугал скалами и бурунами. Даже если Сэм каким-то чудом доплывет до него, волны швырнут его на камни и размозжат ему голову.

— Русалок высматриваешь, Смертоносный? — спросил Дареон.

Молодой певец, белокурый, с ореховыми глазами, походил скорее на переодетого принца, чем на черного брата.

— Нет. — Сэм сам не знал, куда он смотрит и как его занесло на этот корабль. Я еду в Цитадель, чтобы выковать себе цепь, стать мейстером и как можно лучше послужить Ночному Дозору, говорил он себе, но эта мысль только утомляла его, ничего больше. Он не хотел быть мейстером и носить на шее тяжелую, холодную цепь. Не хотел покидать своих братьев, единственных друзей, которые были у него в жизни. И уж совсем не хотел встречаться с отцом, который отправил его умирать на Стену.

У других все иначе. Для них это путешествие может оказаться счастливым. Лилли окажется в Роговом Холме, далеко от ужасов, испытанных ею в Зачарованном лесу. Служанки у отца в замке живут в тепле и сытости — она и мечтать не могла о такой благодати, когда была женой Крастера. Сын вырастет у нее на глазах и станет егерем, конюхом или кузнецом. Если же он выкажет способности к военному делу, то какой-нибудь рыцарь и в оруженосцы его может взять.

Мейстера Эйемона тоже ждет лучшая участь. Приятно думать, что остаток своих преклонных лет он проведет среди теплых бризов Староместа, в обществе других мейстеров, делясь своей мудростью с кандидатами и школярами. Он стократ заслужил такой отдых.

Даже Дареону впереди что-то светит. Он всегда утверждал, что неповинен в изнасиловании, по причине которого угодил на Стену, — он, мол, состоял при дворе какого-то лорда и пел в его чертоге во время ужина. Теперь у него снова появится такая возможность. Джон его сделал вербовщиком вместо пропавшего без вести Йорена. Он будет странствовать по Семи Королевствам, петь о подвигах Ночного Дозора и время от времени возвращаться к Стене с новобранцами.

Путешествие, пусть долгое и полное трудностей, для них по крайней мере может завершиться удачно. Сэм утешался этим. Я еду ради них, ради счастливого конца и ради Ночного Дозора, говорил он себе. Но море, чем дольше он смотрел на него, становилось все глубже и все холоднее.

Не смотреть, однако, было еще хуже. Сэм понял это, сойдя в тесную, общую для всех кормовую каюту. Стараясь отвлечься от тошноты, он заговорил с Лилли, кормившей сына.